О Кожевникове. К выставке "Двадцать лет спустя"

С ранних лет меня интересовало искусство: музыка, живопись, театр, книги, естественно. Часто в ущерб электротехнике, которую изучал в институте. Помню вместо утренних лекций оказывался в Эрмитаже и почти в полом одиночестве бродил по залам. Тога же стал задумываться о роли искусства и предназначении художника. Оскар Уайльд, который всегда был моим любимым писателем, сказал: «всякое искусство совершенно бесполезно». Мне казалось, что это не так. Эту тему позднее мы многократно обсуждали с Володей, когда подружились.

Но вот когда-то уже очень давно я попал в небольшой французский городок Арль. Который известен хорошо сохранившимися римскими развалинами – ареной и театром, а также тем, что в нем некоторое время жил и писал Ван Гог.  Старинный центр города довольно хорошо сохранился и можно было представить, ка он выглядел 100 лет назад, да и 1000 лет, пожалуй. Только очень портили картину автомобили. Я бродил по городу, видел мостик через ручей, видел кафе, знакомое всем по картине Ван Гога с удивительным ультрамариновым небом, кафе, похоже, почти не изменилось.

Незаметно опустился вечер. Вдруг куда-то пропали автомобили. Я увидел, с окрестных полей, с этюдов, возвращается Ван Гог, слегка сгорбившийся под тяжестью мольберта и холстов, он неспешно переходит ручей по тому самому мостике, идет к кафе, садится за столик в углу, просит стаканчик вина. И я все это реально вижу! А публика, местная элита – торговцы, банкиры, лавочники, с женами и подружками смеются над нелепо одетым художником, показывают на него пальцем. Он допил вино, взвалил на плечи мольберт, молча вышел из кафе и исчез. А я подумал, а кто вспомнит сегодня, через сто с небольшим лет этих преуспевающих людей, кто знает о том, как они жили? Да и об их городе, о речке с мостиком, о самом кафе мы знаем только по картинам Ван Гога. Да еще по римским руинам мы кое-что знаем о древних римлянах. Так вот, подумал я, так вот он смысл искусства, вот предназначение художника. Это – связь времен. Только искусство связывает времена между собой, позволяет нам увидеть и понять, как и чем жили люди 100, 200 и 500 лет назад. Историки врут еще при описании современных им событий. О чем говорить потом? Техника меняется гораздо быстрее, чем мы ощущаем это. Одно из самых гениальных технических достижений человечества – колесо. Но, ведь, и оно появилось не сразу, и инки обходились без колеса относительно совсем не так давно. Сегодня в любой технической машине куча колес, но лет через 100 – 200 их не будет вовсе, ракеты, пневмоавтоматика, линейные двигатели прекрасно обходятся без колеса. И когда-нибудь люди забудут о колесе, как сегодня о патефоне. Когда-то грозное оружие войны – древняя баллиста, а кто сегодня точно знает, как она была устроена? Только что эскизы Леонардо да Винчи. Сегодня наисложнейшее инженерное сооружение человечества – ядерная подводная лодка. Но 100 лет назад их не было, еще через 100, думаю, тоже не будет, будет что-нибудь посложнее.

А искусство будет по-прежнему связывать времена. И задача настоящего художника оставить портрет современности будущим поколениям. Что конкретно – подскажет Бог.

Так вот, о Кожевникове. Мы с ним ровесники – родились в 1950-ом с разницей около месяца. Познакомились давно, задолго до моих приключений в Арле. Как-то быстро сошлись за рассуждениями на эту самую тему, об искусстве и художнике. И вот, в моем представлении, Володя именно такой художник, который творит для вечности. Никого не хочу обидеть. Как-то, в самом начале знакомства, увидел у него замечательную картину, сирень. Просил, напиши мне такую же. Он долго тянул, видно стеснялся, а потом сказал: «Извини, я не могу писать по заказу. Могу долго сидеть и ничего не писать, и вдруг как кто-то меня хватает и в 30-градусный мороз тащит на улицу, работать. А сесть и повторить – не могу». Это правда, и в дальнейшем я не раз убеждался в этом, когда мы работали вместе.