Интервью с Владимиром Кожевниковым в журнале "Под ключ" №5 2012 г.

– В моей жизни был мистический случай. Я с друзьями гулял на Стрелке Васильевского острова. Молодые были, веселые, волосатые, в джинсах. Увлекались музыкой – играли в группе. При этом важно сказать, что я, уже окончивший к тому времени физико-механический техникум, поступал в университет на физфак. Тогда волна такая была – физики-лирики. Стихи, музыка, походы… И вот мы, такие веселые, встречаем цыганку. Гадаем. Смех, шуточки разные, кто же всерьез это воспринимает? Что там нагадали моим друзьям – не помню, у некоторых уже и не спросить, а мне она говорит: «А ты будешь великим художником». Расстроился тогда я ужасно. Мы же все битлы тогда были, не меньше, а тут – художник. К тому же физфак. А теперь вот стараюсь оправдывать своей жизнью. У меня отец был категорически против карьеры художника, реставратора. Сам он работал в реставрационных мастерских, был краснодеревщиком, восстанавливал Ленинград и пригороды после войны. Знал это дело изнутри и, как все родители, хотел лучшей доли для сына – лучше, чище, без пьянки. Я был бы оператором ЭВМ – работа с девяти до пяти, в белом халате, новая, престижная...
Но на третьем курсе связался с древнерусскими иконами. Тогда уже Владимир Солоухин напечатал свои «Черные доски». Целая волна интереса к Древней Руси поднялась. Ездили по деревням, собирали по заброшенным избам, покупали иконы. Сейчас много плохого про это движение говорят, там, действительно, и криминала было много, но ведь огромный пласт был попросту спасен, к иконе совсем другое отношение стало. Да, во многом шло через Запад, это был бизнес. А что, лучше печки топить досками? Я и искал, и собирал, и реставрировал иконы, консультировал. Двадцать пять лет этому посвящено. Это совершенно удивительное чувство, когда из черноты начинает проступать лик, позолота. Или, когда ты смотришь на совершенно черную доску где-нибудь в чулане и понимаешь, что перед тобой абсолютное чудо и пока его видишь только ты…
У меня нет специального образования. До какого-то времени это меня задевало, казалось, что это важно. Я испытывал дискомфорт от того, что приходилось каждый раз доказывать всяким придуркам, что художником меня делает не диплом, а моя работа. Но ровно до тех пор, пока фамилия, репутация не начали работать. Так что диплом надо иметь, чтобы спать спокойно. Одного таланта и трудолюбия оказывается недостаточно. Чем больше у тебя погремушек – дипломов, регалий, членства в союзах, тем проще заниматься своим делом. Хотя членство в союзах – это некое признание сообщества, знак того, что то, что ты делаешь, – интересно. В обучении же важно найти своего Учителя – человека, который не мешает. Учитель – это посредник между тобой и Богом, он не всегда правильно интерпретирует то, что ты видишь – и в окружающем, и в своих работах. Здесь должно повезти. Я учился у Павла Петровича Уткина, в студии в ДК связи. Я пришел к нему уже взрослым человеком, в отличие от большинства его учеников, которым была нужна подготовка для поступления в Муху. Мне это не было нужно. Павел Петрович мне сказал: «Пиши, выставляйся. Остальное либо придет, либо нет». Он не мешал, не навязывал. Благодаря этому мне не пришлось переучиваться, учиться быть собой, сберег много времени и здоровья. Там же, в ДК связи, были и первые выставки. Я выставляюсь с 1976 года и могу сказать, что демонстрация своих работ – важнейшая часть жизни художника, для молодых даже важнее денег. Раньше с этим было очень трудно. Выставиться в Манеже, в Союзе художников молодым было нереально. Ты мог выставиться разве что на панели, и то если через пять минут тебя менты не прихватят. Получался замкнутый круг – ты мог выставляться, если член СХ, а стать членом Союза мог, если выставлялся. Сейчас все очень здорово – можно выставляться практически где хочешь. Когда открылся занавес, было сумасшедшее время, очень много художников показывали то, что делали, ты понимал, насколько живопись многолика. Сейчас они уже выпустили пар и превратили это в формальность – от темных квадратов не знаешь куда деться. Все, что сейчас называют актуальным искусством, по большей мере уже было, это все вторичное, и это искусство актуальным было лет 25 назад. Кроме скуки, я в нем ничего не вижу. Кандинского и Малевича не переплюнешь, да и не нужно. Кажется, что все хорошее, что было в России, или умерло, или свалило. Живопись – это не наука и не техника, она не занимается открытиями, не надо все время пытаться что-то изобрести, по сути, древние римляне уже все сделали до нас. Живопись – как горизонт, к которому можно идти всю жизнь, нет предела совершенству
Художник может только работать с утра до вечера, пытаясь заработать на кисти и краски.
Наталья Карагодова